|
Колумнист Пётр Романов рассуждает о том, какое же из своих прозвищ последний русский царь заслужил больше всего. И приходит к выводу — все.
Николай II
В 1894 году на престол взошёл Николай II, а российский царизм вышел на финишную прямую (или кривую). В конце марафона длиной в триста с лишним лет последнего самодержца ожидал взбудораженный, возмущённый народ, тьма разнообразных критиков — от большевиков до убеждённых монархистов, а главное — расстрельная команда Ипатьевского дома.
На вопрос, могло ли всё закончиться иначе, если бы на престоле оказался иной монарх, уже целый век отвечают по-разному. Однако, в любом случае, если такой вопрос возникает, личность последнего императора представляет интерес.
Если разобраться, то самыми снисходительными к императору-неудачнику оказались марксисты, поскольку, по их мнению, как бы и что ни делал последний из Романовых, царизм был всё равно обречён в силу законов исторического развития. В этом смысле «интуитивным марксистом» являлся и сам Николай II: он также полагал, что все его усилия, в какую сторону они бы ни направлялись, обречены в конечном итоге всё равно на неудачу. (Эту обречённость внимательный читатель легко найдёт в его личных дневниках и переписке.) Разница лишь в том, что Николай ссылался при этом на мистику, рок и Библию, а Ленин — на классовую борьбу, диалектику и «Капитал».
Разумеется, в силу своих способностей Николай старательно нёс крест главы государства. Добросовестно выполнял всю рутинную работу: читал документы, принимал министров, что-то решал, однако очень не любил, когда его отягощали по-настоящему серьёзными проблемами, а их в период последнего царствования хватало. Чаще всего в этом случае император собеседника перебивал и переводил разговор на придворные сплетни, охоту, спорт, анекдоты, на что угодно. Царь был идеальным семьянином и именно на семью изливал все свои эмоции и чувства, а вот Россия в глазах очень многих критиков так и осталась для государя сиротой. То есть во всём остальном, помимо семьи, эмоционально монарх чуть ли не герметично отгородился от окружающего мира. Качество крайне опасное для государственного человека, поскольку в этом случае и без того слабая связь между верхами и низами общества рвётся окончательно, и они начинают двигаться в разных направлениях.
Возможно, правда, это была своего рода защитная реакция не очень волевого, но ранимого человека, а вовсе не равнодушие, как представлялось многим. Но факт остаётся фактом. После Ходынки царь отправился с молодой женой вальсировать на бал, хотя его мать-умница Мария Фёдоровна против этого категорически возражала. Этот вальс запомнился и возмутил в России очень многих. Так что первые свои шаги к пропасти Николай II сделал, вальсируя. И классовая борьба здесь ни при чём. Ходынка и стала первым поводом к появлению прозвища «Кровавый», которое позже было закреплено Кровавым воскресеньем, кровью русско-японской и Первой мировой, жертвами первой русской революции 1905 года.
Не во всех этих случаях государь нёс прямую ответственность за кровопролитие, но такова ноша любого первого лица в государстве — так или иначе он отвечает за всё. Кстати, в нынешние времена стали почему-то утверждать, что этим прозвищем Николая наградили чуть ли не советские историки. Это не так. «Кровавым» царя назвал народ. А левые лишь «подхватили это знамя». Можно и продолжить. Получив известие о Цусиме, царь, который в это время играл в теннис, тяжело вздохнул и тут же снова взялся за ракетку. Точно так же он воспринимал все дурные новости о беспорядках в стране и известия о поражениях в Первую мировую. Даже собственную отставку принял, с точки зрения многих свидетелей, как-то поразительно спокойно. Так и оставив историков в недоумении, то ли это фантастическое хладнокровие, то ли психическая каверна его личности.
Да, не раз высказывались и такие взгляды. Впервые в русской истории после Павла I в воспоминаниях современников о государе появляются слова о «болезненной воле» монарха, его «ненормальной психике» и «болезненности души». Подобные рассуждения можно встретить, например, в воспоминаниях Витте или бывшего министра внутренних дел Дурново. Впрочем, на каждый негативный отзыв о Николае можно легко найти позитивный. Обычное дело для подобных исторических фигур.
Если говорить об образовании, то формально Николай получил юридическое и военное образование на уровне высших учебных заведений. Беда лишь в том, что диплом говорит о реальных способностях мало. Императрица Александра Фёдоровна также прослушала в Оксфорде и Гейдельберге курс лекций по философии, что не мешало ей истово верить в бредни безграмотных юродивых. Вот и сам Николай ни военных, ни юридических талантов не проявил.
Министр иностранных дел России в 1906–1910 годах Александр Извольский в своих воспоминаниях пишет: «Он никогда не был наследником в глазах семьи и родных до самой смерти отца, а просто Ники, миловидным молодым человеком, любящим спорт и литературу, но абсолютно не осведомлённым в политической жизни своей страны». Ники действительно был хорошим спортсменом, отлично грёб на байдарке, увлекался гимнастикой, метко стрелял в ворон, бездомных кошек и собак. Но Извольский прав, чтобы управлять такой страной, как Россия, умения делать «солнышко» на турнике, конечно, недостаточно.
Говоря о последнем императоре, нельзя не вспомнить и о том влиянии, которое на него оказывали две женщины — битву за Николая вели мать и жена: Мария Фёдоровна и Александра Фёдоровна. Заурядный конфликт свекрови и невестки это напоминало мало. Это была борьба не за Ники — кого он больше любит, а за российского государя, чтобы, по мере возможности влияя на царя, влиять на ход событий в стране. Для Марии Фёдоровны лучшей гарантией благополучия династии являлось благополучие России. Она трезво смотрела на мир и ради покоя и порядка в империи соглашалась многим поступиться. Её родня в Дании уже свыклась с конституционной монархией. Иной была позиция Александры Фёдоровны. Малейшее отступление царя перед общественным мнением, самая незначительная уступка Думе рассматривались ею как предательство интересов «маленького», то есть наследника престола Алексея. Императрица не желала уступать изменяющемуся миру ни пяди самодержавной территории. Если окружающий мир не готов был принять её условия, значит, следует его заставить силой. В самом начале царствования Николая II преобладающим влиянием пользовалась мать. В последние годы, и особенно месяцы, предшествующие краху, государем, а следовательно, и Российской империей в немалой степени управляла Александра Фёдоровна.
Если вспоминать не только о 1917 годе, а о николаевской эпохе в целом, то и здесь, как и в личности императора, можно найти свои плюсы и минусы. Это благодаря Николаю стали проводиться разоруженческие конгрессы, а в международном политическом лексиконе впервые появилось и навсегда осталось слово «Гаага». (Если бы Николай II скоропостижно скончался на рубеже XIX и XX веков, то ушёл бы из жизни как признанный лидер пацифистов.) И тот же самый человек в большой степени виновен в несчастной русско-японской войне. При желании возвысить Николая II можно отметить успехи России в экономической области в мирные годы, а если надо доказать слабость царя, можно, наоборот, вспомнить о катастрофической неспособности власти эффективно реагировать на острые проблемы в Первую мировую войну и т. д., и т. п.
Как бы то ни было, очевидно, что вина за крах Российской империи лежит не только на Николае II, но и на многих его предках, которые постоянно запаздывали с эволюционными реформами. Однако тут уж ничего не поделаешь, последний всегда виноват больше остальных. Он «крайний».
Мария Фёдоровна, узнав об отречении, сначала пришла в ярость и отчаяние, но затем бросилась в Ставку утешать сына. Встретившись на перроне станции с говорящим названием «Дно», они долго стояли на февральском ветру, обнявшись, а потом медленно ушли от посторонних взглядов в соседний сарай. О чём в последний раз в жизни они говорили, неизвестно, но позже мать записала в дневнике: «Ники был неслыханно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении».
В это можно поверить. После отречения и вплоть до дня своей гибели Николай показал куда больше характера, чем за всё царствование. Есть монархи, не умеющие править, но умеющие достойно умирать. Так что не стоит зря спорить о том, какое имя для Николая II подходит больше: Кровавый или Страстотерпец. Он заслужил оба.
www.aif.ru
|